Москва 2087 [СИ] - Алла Белолипецкая

её перекрыл звук таймера, потом — лязг лопастей огромного вентилятора, который снова заработал. А после этого и вовсе наступила тишина, нарушаемая только щелканьем разрядов статического электричества. Микрофон, что находился при Максе, явно не мог больше транслировать сигнал.

И всё равно — в наступившей тишине седовласый мужчина облегченно выдохнул. Почти против собственной воли. Да, его мальчик остался во власти загадочного безумца. Но, по крайней мере, подельники герра Асса упустили их обоих. А главное, ранение человека, захватившего его, давало шанс Максимке хоть на какую-то безопасность. По крайней мере, на время — пока тот мерзавец не поправится. Ну, не станет же он, в самом деле, посягать на жизнь собственного доктора?

А еще — Ньютона внезапно посетило озарение. Точнее — воспоминание. О его жене, которой не было на свете уже почти три десятка лет. И об одном вечере — накануне того дня, когда Максимке исполнилось восемь лет.

Светка прибежала тогда домой радостная, разрумянившаяся.

— Вот, — сказала она, — я подыскивала подарок для нашего именинника, и нежданно-негаданно получила кое-что сама. Правда, не насовсем — во временное пользование. Но всё равно — это почти что чудо!

И она выложила на столик в прихожей толстую кожаную папку с зажимом, в которой белела ровная стопка бумажных листов.

Тогда Ньютон даже присвистнул от изумления — когда жена сказала ему, что лежит в папке. А сейчас постаревший и поседевший Алексей Берестов прошептал:

— Стало быть, нужно ехать в Камергерский — в Художественный театр. И я должен поспешить.

Так что несколько минут спустя красный электрокар уже выруливал на Большую Якиманку. Ньютон включил в машине радио, но почти тотчас и выключил: захлебываясь от восторга, ведущий какой-то программы говорил: «Только что все заложники были освобождены, а террористы добровольно сложили оружие. Теперь, вплоть до особого распоряжения…»

— А про Максимку будто и не помнит никто!..

Ньютон чуть было не саданул по радиоприемнику кулаком, да вовремя передумал. И приемник мог еще ему понадобиться, и собственные кулаки.

5

— Герр Асс, — раздумчиво произнес Алексей Берестов; он ехал уже по Моховой, где туда-сюда сновали электрокары с государственными номерами, хотя порой проезжали и обычные граждане, не пожелавшие сидеть дома в канун Рождества. — Что же этот пакостник хотел сказать, назвавшись таким именем?

Но тут размышления Ньютона вынужденно прервались: на углу Охотного ряда и Тверской все проезжающие транспортные средства останавливал и проверял полицейский патруль. Пришлось и Алексею Берестову остановить свой «Руссо-Балт».

Они снова встал рядом с огромным уличным щитом. Однако здесь, на Тверской, в отличие от Комсомольского проспекта, царствовали не деньги, а власть и политика. Так что на щите не было рекламы электрокаров или чего-либо другого: на нем был изображена огромная карта Евразийской конфедерации. Самая последняя версия этой карты, согласно которой в границах России снова находилась Аляска, в декабре прошлого года выкупленная обратно у обнищавшей и переживающей жестокую депрессию Америки. Мало того: изрядный кусок Калифорнии, на котором огромным мегаполисом выделялся Форт-Росс, снова стал теперь Русской Америкой.

Между тем к «Руссо-Балту» подошел молодой человек в полицейской форме и постучал согнутым пальцем в стекло:

— Ваши документы!

В электрокаре на полную мощность работал обогреватель, и, когда Алексей Берестов опустил стекло, внутрь ворвался поток морозного туманного воздуха. Алексей Федорович показал карточку, которая на всех остальных служителей порядка оказывала моментальное воздействие. И ожидал, что этот полицейский тут же пропустит. Но — ошибся.

Тот повертел в руках удостоверение Ньютона, потом бросил быстрый взгляд на водителя «Руссо-Балта», а затем — отступил на шаг. Карточку Алексею Федоровичу он при этом даже не подумал возвратить.

— Так вы, стало быть, отец того самого Берестова? — На скулах у молодого служителя порядка заиграли желваки. — Можно сказать, дедушка трансмутации?

— Я ничей не дедушка! — рявкнул на него Ньютон. — Внуков у меня нет. И будут ли они — еще большой вопрос.

— Да ладно! — Молодой полицейский осклабился. — Все, кто прошел трансмутацию — ваши внуки. С лицами или безликие — неважно. И, уж конечно, безликих-то среди них больше. Моя сестра, например, вполне может считаться вашей внучкой.

Электрокары, остановившиеся позади красного «Руссо-Балта» уже сигналили нетерпеливо. И Ньютон, стараясь говорить спокойно, произнес:

— Будьте любезны, верните мне мой документ! Вы прекрасно знаете, что обязаны меня пропустить. И я очень тороплюсь!

— Документ? — Полицейский словно бы удивился и длинным взглядом посмотрел на удостоверение Ньютона. — Так выйдите — и заберите его!

И он бросил карточку на тротуар.

Ньютон, не сдержавшись, выматерился. Выходить из машины он не желал категорически — тем более что видел: его самого и молодого полицейского уже снимают на профессиональную камеру. И Алексей Федорович практически не сомневался: они попали в объектив журналистам ЕНК. Что было скверно само по себе — а уж в свете того, что молодой полицейский только что во всеуслышание объявил, кем Ньютон является, было скверно вдвойне.

И Ньютон принял решение.

Все электрокары, находившиеся впереди, уже проехали, и он вдавил в пол сцепление. Роскошная машина рванула с места, молодой полицейский отчего-то зашелся хохотом, а Ньютон подумал: «Вот будет номер, если он сейчас откроет стрельбу по мне!». Но — ни в кого стрелять служитель порядка не стал — только проводил красный «Руссо-Балт» глазами, что Ньютон успел заметить в зеркале заднего вида. Равно как и то, что видеокамера повернулась в сторону его уносящего электрокара.

Алексей Берестов пролетел на полном ходу квартала два по Тверской, а потом сбавил скорость. Во-первых, его никто не преследовал. А, во-вторых, ему просто пришлось ехать чуть медленнее. Поток машин здесь оставался изрядным, и большинство из них двигалось в том же направлении, что и красный «Руссо-Балт»: от Охотного ряда в сторону Садового кольца. Но Ньютон рассчитывал, что он и без своего магического удостоверения сумеет доехать до Художественного театра — в архиве которого наверняка нашелся бы экземпляр той пьесы, компьютерную распечатку которой много лет назад приносила домой жена Алексея Берестова, Светлана — страстная театралка.

Это была распечатка — не бумажная книга — совсем не оттого, что пьеса никогда не была опубликована. Нет: её включали когда-то в собрания сочинений того великого писателя, чье имя теперь носил Художественный театр. Вот только — всё это были публикации полувековой давности и более. В 2027 году, после череды трагических совпадений, это произведение попало под запрет. Причем совсем не по вине написавшего его драматурга. И теперь выходило: либо этот самый герр Асс по чистой случайности назвался тезкой персонажа этой пьесы. Либо — он каким-то образом побывал в Художественном театре и